Найти Пиросмани (нічний Букньюс)

Удивление, оно, как глоток. Одинаковое движение горлом. И хочется, как воды.                                                                                                                                                                                                                                                                                                              

 Как-то мне попался отрывок воспоминаний Константина Паустовского, о том, как он приехал в Тбилиси, его знакомили с какими-то людьми, они выпивали, веселились весь вечер. А потом его отвели в пустую комнату, чтоб он смог отдохнуть, поспать. Константин проснулся среди ночи и ему показалось, что он из сна попал в сон. Вокруг него были какие-то странные животные с удивленными глазами.  Это были картины Нико Пиросманишвили.  Те, кто жил в этом доме, собирали  странные работы художника-бродяги по всему Тбилиси. Собирали, потому что решили, что эти картины гениальны. И, в общем, в этом они смогли убедить  всех. Убедить в этом мир. И у Пиросманишвили (Пиросмани) удивительная посмертная судьба. Например, про него написали песню « Миллион алых роз».

 Я прочитал и подумал, если гения можно было отыскать в Тбилиси, почему бы его не отыскать на Буковине. Мне очень понравилась эта мысль, хотя я не был так настойчив, как братья Зданевичи (это они собирали картины Пиросмани) Но просто увидеть гениальное первым – отличная задача. Я очаровывался, разочаровывался. Эти странные поиски подарили мне немало хороших минут.

 Вовремя увидеть этот блеск. Восхититься. Показать пальцем и воскликнуть “Да вот же он, гений!”  Возможно, найти Пиросмани – не блажь, а почти основной инстинкт. Но мне везло и не везло одновременно. Я находил Пиросмани, но он был не слишком вещественен, что ли. Такое в музей не сдашь. Это были не только гениальные работы, это были гениальные мгновения  и т.д.

В гуцульском селе я увидело как-то скульптора, резчика, довольно известного на Буковине.  И осмотрев его работы решил, что это конечно мой «пиросмани». Старик положил на изогнутый корень камень. Сказал: “Вот так хорошо”. И сразу стало ясно – и камень тот, и наклонился корень ровно настолько, чтобы принять этот камень. Для этого наклонился. И эта согбенность человека несущего ношу жизни меня поразила. Но возьми отдельно камень, возьми корень. И чудо исчезнет, как и не бывало. Но вот была же радость точного выстрела.

Другой старый человек (наш земляк) вспоминает Сергея Параджанова – коньяк с ним пил, коллекции собирал, даже сценарии читал: “ Сергей Иосифович научил меня что нельзя любить, то что не любится. У меня вся жизнь от этого перевернулась. Я знаю почему он был щедр. Потому что у него была ненависть к скучным, банальным сценам. Он же режиссер. Разве можно дарить просто букет? Что такое просто букет? Было тысячи сцен с букетом. Это должен быть необыкновенный букет. Это у него не от щедрости.. Это инстинкт: нельзя чтоб так как было, нельзя чтоб банально”. И потом, как фокус старик достает портрет Параджанова. “Он перевернул меня. Ты думаешь, я рисовал? Нет, это не я. Не мог я такого нарисовать” Параджанов из взрыва краски: страшный, сильный.

 Мне очень нравится музей Гуцульщины в Коломые. Там есть немало вещей, которые могут претендовать на то, чтоб ими восхититься.  Восхититься не на шутку. Может не нравилось, но забавляло, как свободно гуцулы рисуют библейские картинки, Христос у них всегда оптимистичен, всегда извинюсь за каламбур расхристан, и даже на кресте выглядит жизнеутверждающе. Как-то рассказывал знакомой женщине об этом, она почти в шутку вспомнила строфу из Вознесенского:

Это кто там вверху, голенастенький —

руки в стороны — и парит?

— Знать, инструктор лечебной гимнастики.

Мир не может за ним повторить.

Вдруг она изменилась в лице и сказала: « Господи, как страшно, что Вознесенский когда-нибудь умрет» и вдруг прочла довольно большое его стихотворение с большим чувством, это было днем, а вечером я услышал сообщение, что Вознесенский умер. Умер на несколько часов раньше, чем эта женщина прочла стихи.  И я подумал, какая странная отходная. И в общем это тоже гениальный миг, неоспоримый миг. Потому что поэт писал для таких, как она. Она ему прочла, что-то ее заставило. Как в колокол ударила.

 Это не картина, не стих,  а просто момент жизни, но он так же насыщен чувством, как самая гениальная работа.

 И вот, напоследок, еще о поисках О том, как я нашел буковинского Пиросмани. Одного из многих.

Дорога к Днестру. Длинная. Жарко. На полдороги колодец. В поле. И там почти каждый день сидел старик.  И каждому, кто проходил мимо, предлагал воды, бесплатно. Вряд ли кто имел с собой деньги, шли-то на реку, где не было ничего, кроме самой реки.  Старик  сам придумал, что его место здесь. Сидел, наверное, дома, сидел. Чувствовал – не то. И надумал. Его лицо въелось  в память: из морщин, из блеклости глаз. И я помню свое удивление, что вот человек на склоне жизни придумал себе такую странную забаву, такую удивительную работу. Подавать людям воду. И когда он подавал воду, он был страшно доволен, я таких удовлетворенных людей редко когда видел.  Помню этот огромный жидкий алмаз воды, который плавно перетекает из стакана в желудок. И взгляд старика. Не поверите, почти торжествующий. Радостный, во всяком случае. И мое удивление помню. Человеком.

В общем, я не нашел картин, не убедил мир в чьей-то талантливости. Но я нашел свой глоток. Даже глоток воды может быть гениальным. Глоток воды от буковинского Пиросмани.

 Сергей Воронцов